ИСТОРИИ ИЗ ЖИЗНИ

[Iden]

АНЕЧКА

Анечка была в семье единственным и поздним ребенком и это оставило на ней свой отпечаток. Своевольная и капризная, она ни в чем не знала отказа. Детский сад она не посещала - мама усердно пестовала девочку и с ужасом думала о том дне, когда придется отдать её в школу. Впрочем, боялась мама зря - Анечка быстро нашла подруг себе под стать и к четвертому классу мастерски издевалась над менее удачливыми школьниками.

Единственным местом, где девочку не баловали, был двор бабушкиного дома. Тамошняя детвора сверкала все лето разодранными локтями и коленками, носила выгоревшие на солнце шорты и маечки, осваивала близлежащий лесок и ни во что не ставила Анечкиных идолов. Впрочем, её там и не особо задирали - так, для проформы. Иногда из дома тяжело выплывала грузная бабушка Анечки, садилась на сколоченную для нее скамеечку и просила принести крапивы. Крапивой она долго и с наслаждением стегала больные голени и охала, когда удар получался слишком жалящим. Дети завороженно собирались вокруг и смотрели на её ноги - отекшие, синеватого цвета, а потом вечерами придумывали страшилки про оживших мертвецов. Такая вот детская муза.

Анечка обычно молча слушала страшные сказки, время от времени испуганно вскрикивая и требуя потом провести её до квартиры. Впрочем, её это не спасало - пока кавалер провожал трусишку, его друзья- товарищи, пользуясь темнотой, прятались в кустах около подъезда, а потом внезапно выпрыгивали на подошедшую парочку, не забывая при этом закатывать глаза, завывать и пытаться зацепить девочку скрюченными пальцами. Анечка предсказуемо верещала - сначала испуганно, а потом возмущенно, убегала домой, хлопая дверью и показывала на пороге язык, а мальчишки хохотали и шли обратно к остальным детям, по пути корча рожи и передразнивая жертву.

Все лето ребята играли во дворе, гуляли в лесу и бегали на речку загорать и купаться. Однажды дети видели, как из реки достают утопленника. Какой-то парень, отдыхая на берегу с друзьями, решил показать свою удаль и прыгнуть с железнодорожного моста в воду. Нырнуть-то он нырнул, но вот со дна его доставали уже спасатели. Он напоролся бедром на старую арматуру и так и не смог выплыть самостоятельно.

Два дня спустя ребята купались в речке, как ни в чем не бывало.

А ещё через пару дней Леша первым озвучил новый сюжет страшилки:

- Пятнадцать лет назад в нашей речке в одно лето утонули семь человек. Их с трудом находили в зарослях цепких водорослей, которыми было покрыто все дно реки. Когда люди купались, они чувствовали, как речные водоросли скребут по их голым животам, как пытаются обвиться вокруг тонких ног и рук. Но, тем не менее, из купающихся днем не утонул никто. Всех мертвецов река получила ночью, когда неразумные люди осмеливались войти в воду под светом луны. Кто знает, что чувствовали они в темной воде? Чтобы остановить череду смертей, мужчины решили вызвать водолазов и те выкосили подводные поля, вычистили речное дно и увезли водоросли. С тех самых пор река обмелела. Вы думаете, что тот парень погиб случайно? Нет, это заново выросли хищные водоросли, это сама река вынуждена забирать людские жизни, чтобы снова стать полноводной.

На Анечку эта история произвела гнетущее впечатление - она вспомнила отекшие синие ноги бабушки и то как старушка жаловалась соседке:

- Пятнадцать лет уж меня эта хворь мучает!

Утонувшего парня она видела только издалека, но все равно заметила грузность его фигуры и цвет его кожи. И вот теперь девочку мучали подозрения - а вдруг её бабушка тоже утонула пятнадцать лет назад, но нашла способ вернуться домой? Тут не надо быть семи пядей во лбу, чтобы обо всем догадаться. Ей стало страшно и неуютно. И куда ей теперь идти? Домой, к страшной бабушке?

Анечка долго думала над этим и решила добраться до своей комнаты, пока окончательно не стемнело. А там она закроется и переждет до утра. И утром упросит маму забрать её обратно домой. Да, так она и сделает.

Провожали Анечку по старинке, но привычный розыгрыш разозлил её не на шутку. И злость, соединившись со страхом, лишила девочку остатков самообладания. Она взвизгнула и бросилась прочь от подъезда.

Опомнилась девочка только тогда, когда в темноте сбилась с тропинки и с размаха вбежала в большой высохший куст. Анечка выползла из него, тихонько заскулила и начала снимать с лица и голых рук налипшую паутину. Возвращаться домой было очень страшно, к тому же не хотелось слышать, как над ней начнут смеяться дворовые ребята после такого позорного бегства. Тогда она решила вернуться домой после того, как все разойдутся спать. И пусть они всю ночь переживают о том, что Анечка потерялась в лесу! Пусть не спят, пусть вглядываются в темную громаду леса и страдают от угрызений совести! Это они, именно они погубили девочку! Они ведь прекрасно знают, что ночью по лесу ездит маньяк-велосипедист и когда он нагоняет идущего по тропе человека, он выхватывает отвертку и протыкает человеку бок. Они ведь знают, что в безлунные ночи в ельнике бродят странные созданья, порожденья тьмы и гниющей хвои и нет пощады ни одному живому существу, что заблудится там ночью. А в полнолунье на охоту выходят жуткие оборотни.

Анечка покосилась на небо, чтобы проверить - лунная сейчас ночь или безлунная и понять, куда именно ей лучше сегодня не соваться. По всему выходило, что лезть в ельник было можно, но вот только зачем? Чем можно заняться в лесу, чтобы пара часов пролетела как можно быстрее? Лес начинал угнетать её, захотелось выйти на открытое место.

Девочка пошагала к реке, рассудив, что лучше проведет время на мосту. С него можно было бросать гравий в воду и наблюдать, как кругами расходятся волны. Да и лесные чудовища её там не достанут - они не могут пересекать текущую воду.

В скором времени она увидела, как в лунном свете заблестела вода. К реке Анечка вышла левее, чем ей хотелось бы и она пошла вдоль берега к мосту. На песчаном пляже девочка заметила несколько тонких фигур. Там отдыхала компания девушек. Двое лежали прямо на песке, как будто загорали под луной. Ещё трое бегали по мелководью, плескались и брызгались друг в друга водой, весело хохоча. Шестая девушка обнаружилась неожиданно - она собирала землянику прямо рядом с девочкой. Девушка встала, держа букетик земляники в руке и улыбнулась Анечке:

- Ты что тут делаешь, маленькая, в такое время? Где твои родители? - а затем крикнула громче, обращаясь к остальным:

- К нам гостья пожаловала! Готовьте угощение, нельзя ребенка без подарка оставлять, - и протянула землянику девочке.

Анечка взяла ягоды и они направились к остальным девушкам, которые оставили свои занятия и начали выкладывать на полотенце продукты из небольшой плетеной корзины. Пока они занимались этим, девочка начала рассказывать, как она здесь очутилась. И так жалко ей стало саму себя, что она расплакалась, перепутала настоящие обиды с надуманными и начала просить не отправлять её домой сразу, позволить провести время с красавицами на берегу.

Девушки молчали и по их грустным лицам Анечка поняла, что растрогала их и что все её обиды действительно были настолько горькими, насколько она и предполагала. Наконец, самая старшая из них засмеялась, потрепала девочку по голове и сказала, что они все знают, какими жестокими могут быть люди. Но это не беда, когда у тебя есть хорошие подруги и ночь и лес и теплая река.

В корзинке у девушек оказались ягоды и странные сладости, напоминавшие пахучее тиной желе. Анечка не захотела его пробовать, но ягоды съела все. После трапезы девушки вновь продолжили свои занятья, веселясь на пустом берегу. Девочка тоже вошла по колено в воду и удивилась тому, насколько теплой была река и как нежно по её коже скользили невидимые в темноте водоросли.

Время шло и повеселевшая девочка решила, что пора бы ей уже вернуться домой. Когда она начала прощаться с гостеприимными девушками, те во второй раз предложили ей сладкое угощенье и на этот раз Анечка не отказалась - оставшись без ужина, набегавшись по лесу и напрыгавшись в реке, ягодами сыт не будешь.

Как только девочка проглотила первый кусочек пахнущего тиной, липкого желе, одна из девушек взяла её за руку и потянула к воде. Остальные в это время начали гоняться друг за другом по берегу, иногда подскакивая к Анечке и щекоча её.

Девочке было весело. Девочка не могла знать о том, что вот уже, который час подряд лес прочесывает отряд местных жителей, наскоро созванный после того, как мальчишки сообщили родителям об Анечкином побеге в лес. Откуда она могла узнать о том, что на берегу постоянно дежурит заплаканная мама Анечки, боясь, что её дочка выйдет из леса вблизи от воды и нечаянно утонет?

Опомнилась девочка только тогда, когда заметила, что новые подруги завели её глубоко в воду, а их ласковая щекотка превращается в болезненные щипки. Анечка закричала и рванулась к берегу, вырываясь из цепких рук утопленниц. О, теперь она увидела их истинные лица - опухшие, скользкие, с проеденными рыбами и раками дырами и спутанными волосами. Мертвецы пытались ухватить её покрепче, но их неуклюжие пальцы соскальзывали с мокрой кожи девочки и она постепенно пробиралась к берегу.

Кто знает, может и удалось бы Анечке спастись от страшных русалок, но цепкие водоросли уже обвились вокруг её лодыжек, а мягкий речной песок начал осыпаться под её ногами, увлекая девочку в подводную яму. В последний раз рванулась Анечка вверх, а последний раз вдохнула воздух, в последний раз увидела залитый лунным светом берег и скорчившуюся фигурку матери около воды, а потом носом и ртом втянула воду и почувствовала, как сжимается в спазме горло. Она дышала водой и страдала оттого, что все жарче разгорается огонь в её груди. Того момента, когда русалки подхватили её под руки и увлекли с собой в ледяную глубину, Анечка уже не почувствовала - непереносимая боль терзала девочку изнутри, грызла её легкие, ломала хрупкое тело и лепила нечто чуждое человеку, приспосабливая новую русалку к существованию в глубинах темных вод...

 

[Iden]

ХОЗЯИН

Смеркалось. Лес почти полностью погрузился в темноту. Едва заметная белёсая дымка тумана потянулась от болот по земле, укутывая ледяным мороком траву и кустарники, заставляя мелких животинок ещё сильнее скручиваться в клубочки, пряча носы в тёплый мех. Тишина. Насекомые, застыли скованные холодом, казалось, и вездесущий ветер, замёрзнув, решил уйти на покой.

Хозяин устало брёл по лесу. Сердитый и одновременно расстроенный, не замечая услужливо отклоняющихся веток. «Люди... - ворчал он про себя. - Все беды от людей. Приходят только убивать и ломать! Эх, были времена, когда всё живое шло к вам за помощью… А теперь во что вы превратились? Всё живое бежит от вас!»

Он с брезгливостью вспомнил пьяную компанию, которую только что выгнал из леса. Как же легко их напугать. Даже не нужно появляться лично, не нужно принимать образы. Немного звуков, манипуляции с ощущениями, и всё. Бегут, как будто их пинками гонят. «Пусть бегут… Пусть рассказывают об ужасах этих мест, чтобы никто сюда не совался!» С охотниками было сложнее, страх охватывал их не так быстро, как простых людей. И в этом случае образы помогали просто замечательно. Вновь, всё просто- немного увеличить реальные размеры хищника, придать антропоморфность любому животному, и реакция та же - бегут!

Размышляя о том, что у него, всё ещё достаточно силы, чтобы охранять свои владения, Хозяин медленно возвращался в свою любимую чащу. Вдруг, рядом раздалась суетливая трескотня - сорока. Эти птицы не летают в такое время без особой надобности. Разведчица не просто так беспокоила его, она пыталась сообщить что-то важное. Что-то требовало вмешательства.

«Ну, показывай!» - сказал он недовольно.

Сорока скакала с ветки на ветку, чётко выделяясь своими белыми боками на фоне тёмных стволов сосен. Она больше не трещала, опасливо поглядывая на Хозяина. Большими шагами, он преодолел расстояние и остановился там, куда привела его проводница.

«М… да… - проговорил он, подходя поближе. - И что?»

Под раскидистой елью, сжавшись и дрожа, сидело человеческое дитя. Девочка, живущая в этом мире не более года. Она устала плакать, замёрзла и была напугана. Ещё несколько часов, холод остудит тепло жизни в этом хрупком тельце, она станет частью корней и ветвей... Или нет? Хозяин развернулся, собираясь уходить. Сколько раз он видел брошенных детёнышей. Медвежат, у которых охотники убили мать, волчат, сосунков, не способных добывать себе еду. Оленят, бобрят, утят... Кого-то он смог спасти, укрепляя тело, пробуждая инстинкты, принося и подбрасывая их к другой стае, или другой матери. Но сколько их погибло. От голода и холода. Сколько этих комочков жизни тихо угасли, ни кем не замеченные, никому не нужные, забившись в уголок.

«Наверно это её пьяную мамашу я гнал сегодня до самой деревни» - подумал он.

"Ки... " - раздался за его спиной слабый голосок.

Он остановился и обернулся, его горящие жёлтым светом глаза встретились с голубыми глазёнками ребёнка. Вопреки его ожиданиям, на лице девочки не мелькнуло и тени страха. "А ты не такая трусливая, как мать." - подумал Хозяин с удивлением.

«Кися!» - пробормотала она, и потянулась к нему.

Он усмехнулся и наклонился почти в плотную. Лицо девочки изменилось, приобрело любознательный вид, и она сказала серьёзно: «Мишка! Р-р-р-р…».

«Что, такой страшный?» - спросил Хозяин, поднимая девочку одной рукой. Оказавшись на уровне его глаз, она снова не проявила ни капли страха, наоборот, любопытство. Отодвинув с лица бурые космы, она выдала утвердительно и довольно: «Кииися!»

«Ну, как скажешь!» - согласился он, усаживая её на руку, и прижимая к себе.

Девочка расслабилась, согретая его теплом, и, измотанная, уставшая, начала засыпать на плече.

Старый Леший вновь направился вглубь леса. В чащу, туда, куда вели запутанные, лишь ему одному известные тропы. Унося с собой детёныша людей. Он знал, что проснувшись, она уже не вспомнит ни матери ни отца. Её восприятие мира начнётся с чистого листа, и он будет её единственным наставником и защитником. Звери и деревья станут её друзьями, а лесная чаща - домом . Пройдёт немного времени, и она сама перестанет ощущать себя человеком. А вскоре и перестанет быть таковой. Она примет наставничество Хозяина, и будет хранить остатки леса с такой же ревностью, как и он.

И тогда, передав ей свой путь он, обретя свободу, уйдёт в другие, более благостные миры...

 

[Iden]

ВЕДЬМА АЛИКА

У ведьмы Алики очередь, и клиентам приходится ждать около двух недель, чтобы попасть на приём. Но на этот раз она сделала исключение и приняла девушку сразу. Дело было не в «блате» или особом отношении. Просто до своей очереди девушка могла… не дожить.

Клиентка была красавицей – изящные тонкие руки, которые, казалось, принадлежали пианистке или балерине, длинные медно-золотистые волосы, огромные, полные глубокого страдания глаза. И тонкие тела, которые выглядели так, будто их засунули в мясорубку и хорошенько прокрутили.

Ведьма редко видела людей в таком ужасном энергетическом состоянии. Это был не бытовой негатив и даже не воздействие мастера средней руки. Над ней поработал профессионал.

А это значило, как ни прискорбно, что простой чисткой дело не обойдётся. Стоит колдуньи снять всю «черноту», привести тонкие тела в относительный порядок, напитать бедняжку энергией, как последует новый удар.

Её придётся чистить снова и снова, ставить защиты, которые опытный колдун найдет способ снять – вопрос времени и умений. Каждая следующая атака будет сильнее предыдущей, и одна из них будет стоить клиентке жизни.

Несмотря на всё сочувствие к девушке и негодование по отношению к чудовищу, сотворившему с ней такое, ведьма была не готова ввязаться в «войнушку» ради незнакомого человека. Она не была готова рисковать ради клиентов собой.

– Ты его чем-то обидела?

Вместо ответа девушка тихо всхлипнула. Обычно ведьма старалась не осуждать коллег, но в этот раз чувствовала нарастающую ярость. Чтобы бы ни произошло между ней и магом, девушка не заслуживает такого. Никто не заслуживает.

Воображение рисовало одержимого чернушника, готового кидаться порчами во всякого, кто наступил на ногу, потому что его бесы так захотели.

Беззащитная девочка, что корчится перед ней от боли, – идеальная жертва: у неё нет ни денег, чтобы после каждой магической атаки обращаться за помощью и ставить защиту, ни знаний или энергии, чтобы отбиться самостоятельно.

«Тебе платят не за сочувствие, – одёрнула себя Алика. – Делай свою работу – думай!»

Ведьма разложила карты. Потом ещё. И ещё раз. Неизменно выходило, что единственный выход для девочки – пойти на мировую. Колдунья пересилила раздражение: интересы клиентки сейчас были важнее её собственных чувств. Отследить того, кто сделал это, было несложно – маг был настолько самонадеян, что даже не стал шифроваться.

Стоило Алике прикрыть глаза, как она увидела лицо колдуна: вопреки ожиданиям, перед ведьмой был не бандитского вида одержимый и не обиженный "мамкин колдун", который ставил «магические эксперименты» над девчонкой, потому что никогда бы не смог её завоевать.

Она видела интеллигентного мужчину со спокойными мудрыми глазами, которые бы больше подошли учёному или врачу. Защита колдуна сработала молниеносно – маг тоже увидел ведьму.

– Здравствуйте. Что Вам нужно? – спросил он с настороженной вежливостью в голосе.

Алика рассказала, в каком состоянии её клиентка. Пока она говорила, оба прикидывали силы и возможности друг друга. Ввязываться в «разборки» не хотелось ни одному.

– Я не знал, что ей будет настолько плохо, – наконец выдохнул маг. – Диктуйте адрес. Приеду, помогу всё снять.

«С чего бы?» – удивилась Алика, но она чуяла: маг действительно не желает зла её подопечной. Состояние девушки критическое, и два практика в такой ситуации лучше одного.

После первого этапа сложной, энергетически изматывающей чистки девушка заснула – свернулась калачиком на диване Алике.

Маги пошли пить кофе – нужно было хотя бы немного восстановить силы. Когда они чётко и слаженно оказывали клиентке «скорую магическую помощь», Алика была так сосредоточена на работе, что на секунду забыла, что её коллега сделал.

Но, оставшись с ним наедине, ведьма испытывала неловкость. История никак не складывалась воедино. Мужчина, который находился перед ней, не был жесток или одержим. Более того, он не испытывал к девушке ненависти или затаённый обиды, наоборот – приехал помочь.

Тогда зачем было наносить удар такой силы?

Практик почувствовал ход её мысли и начал говорить, вначале неохотно, как бы выдавливая слова из себя, – привык держать всё внутри. Но с каждым словом его речь ускорялась, становилась насыщеннее и ярче.

Перед глазами Алики, словно кадры из фильмов, замелькали сцены из его жизни.

***

Кадр первый: начальная школа. Молодая учительница, в которую он немного влюблён, спрашивает всех, кем они хотят стать. Лес рук. Маша Нефёдова мечтает быть певицей и собирать стадионы, Костя Иванов – космонавтом…

Учительница довольно улыбается и кивает: она уверяет каждого, что при должном усердии и везении у него всё получится. Витя так хочет рассказать о своей мечте, что едва не подпрыгивает, чтобы его наконец-то заметили.

Классная руководительница наконец-то кивает мальчику.

– А ты уже знаешь, кем хочешь стать, Виктор?

Конечно, он знает – магом, как дедушка. При жизни тот всегда оставлял блюдце с молочком домовому в квартире и буханку свежего хлеба и орешки при входе в чащу – лешему. Дедушка говорил, что духи существуют на самом деле, умел их слышать и понимать.

Витя хочет быть таким же.

В классе раздаются неуверенные смешки. Улыбка на лице классной руководительницы медленно увядает, она опускает ладонь на его макушку – сочувственно гладит Витю по голове.

– Когда-нибудь ты подрастёшь, поумнеешь…

На переменке классная руководительница звонит Витиной маме и просит её подойти после уроков. Витя не знает, о чем они говорят, – до него доносятся обрывки фраз вроде «важно отличать выдумки от реальности», «стоит меньше смотреть Гарри Поттера»…

Домой они идут в молчании. Мама не ругается – даже покупает его любимое пирожное. Как приходят в квартиру, она заваривает чай, ставит перед Витей лакомство и спрашивает:

– Солнце, а всё-таки скажи маме: кем ты хочешь стать на самом деле?

Тогда он впервые понял фразу дедушки: занятие магией не бывает бесплатным. Хочешь изучать духов? Тебе не будет места в мире людей – не примут ни одноклассники с их увлечениями и мечтами, ни учительница, ни даже мама.

Витя тогда так и не смог съесть ни ложки и почему-то подумал: лучше бы его отходили ремнём.

****

Следующая локация: университет. Как любил пошутить отец (а он привык смеяться над всем, что было для Вити важным), денег «наколдовать» не получится, нужно освоить профессию.

Витя не спорил – поступил на исторический факультет. Учёба даётся нелегко: у большинства однокурсников красуются чёрные круги под глазами и без всяких дополнительных дел.

Вите приходится параллельно работать, чтобы потянуть расходы на покупку книг, воска, подношений богам. Он не укладывается в крохотную стипендию, а по ночам каждую свободную минуту посвящает практике.

Несколько раз парень настолько выматывался, что терял сознание от недосыпа прямо по дороге с учёбы на очередную «халтуру». Зато появилась возможность, прикрываясь научными исследованиями, ездить в далёкие сёла, где ещё не забыта ворожба, и скупать «гримуары» – тоненькие тетрадочки, в которых корявым почерком записаны заговоры и ритуалы, что бережно передавались из поколения в поколение.

Вите такого роскошного «наследства» никто не оставил – только невнятные рассказы о деда о духах, призраках и колдовстве, что бередили душу и не давали по-настоящему увлечься никаким иным занятием. Ведь нельзя же влюбиться даже в саму Мисс Вселенная, если сердце уже занято.

Обычно колдуны обходились с ним – с обывателем их точки зрения – со снисходительным презрением и брали Витины деньги с лёгкой брезгливостью. Но тот знахарь был совсем иным – круглолицым, приветливым, он немного напомнил Виктору дедушку.

Добродушный старик не только отдал студенту большую семейную книгу заговоров (сразу видно, не пустышку, как часто бывало), но и попотчевал гостя чаем с пряниками и рассказами о внучке. Дескать, бедняга хворает-хворает и всё никак не поправится.

Что через чай на Витю скинули чужую болезнь, парень догадался только утром, когда ему не хватило сил даже на то, чтобы подняться с кровати. Шатаясь, добрёл до аптеки, и, когда подошла его очередь, понял, что денег не хватит не только на чистку, но даже на простенькие лекарства.

Он истратил на поездку и покупку гримуара всё.

– Пошевеливаетесь, молодой человек. Вы задерживаете очередь! – рявкнула фармацевт, и на Витю уставились десятки осуждающих глаз.

Виктор быстро покинул очередь, стараясь, чтобы никто не увидел постыдно блестящих слёз. Как он вылечился – магу не совсем понятно до сих пор. Чистить самого себя практически невозможно, но Витя остервенело сдирал черноту слой за слоем, калеча собственную ауру.

Он должен был поправиться! Даже в бреду парень просматривал записи, которые смог выручить у старого колдуна, – великолепный кладезь знаний – и с нетерпением ждал момента, когда сможет приступить к практике.

Чуть не лишиться жизни за такой гримуар казалось парню не слишком большой ценой.

***

Новая сцена. Портретная съёмка.

Крупным кадром первая любовь Вити – Ирма. Первая девочка на факультете, совмещающая цепкость ума с красотой, чистоту с избалованностью, пылкость с рациональностью.

В мечтах почти каждый парень с их факультета видел Ирму своей. Но её интересовал только Витя. Он держался отстранённо, не участвовал в активностях, садился исключительно за заднюю парту. Как только выпадала возможность, читал, при этом лицо парня преображалось: казалось, перед его внутренним взором приоткрывались двери туда, куда ей нет доступа.

После долгих уговоров он рассказал, что изучает на самом деле, а Ирма – первая в его жизни – отнеслась к занятиям Виктора не как к чудачеству или глуповатому хобби, а иначе: с и интересом и даже – невиданная ранее роскошь – с уважением.

Они стали встречаться. Маг не мог даже поверить своему великому счастью.

Витя оберегал сны любимой от страшных тварей, что питаются человеческим страхом, ставил магические защиты, которые не позволили никому – ни вредной соседке по комнате, ни преподавательнице, которая невзлюбила девушку из-за её красоты, – заставить Ирму страдать.

Первое время она находила это милым, но чем дольше они были вместе, тем сильнее Ирму раздражал мистический флёр, который так привлекал когда-то.

Парень подруги Ленки вручил той на восьмое марта лоснящуюся, мягкую шубку, Машке достался айфон. Каждый раз, видя счастливую приятельницу с очередным подарком, она ощущала едва заметный укол: любил бы Витя сильнее, мог бы наскрести на что-то более впечатляющее, чем дешевый букетик или поход в кино.

Ирма не была меркантильной или корыстной, но её женское эго ранило, когда она видела, как деньги и время любимого уходят не на неё. А главное – девушка желала владеть монополией на его сердце. Ирма сама не заметила, как магия встала между ними бетонной стеной.

Она ревновала сильнее, чем к любой женщине, – к постоянному чтению и к практике, во время которой ей запрещалось даже входить в его комнату. Аргумент, что Витя общается с духами, предварительно окружив пространство защитным полем, вызывал у девушки горький смех.

– Да я тебе просто мешаю!

Их любовь входила в «стоимость», которую пришлось заплатить, чтобы продолжить постигать своё ремесло.

Когда Витя слышит, что у магии есть цена, то представляет не злобного демона, который грозится поглотить чью-то душу, и не мифическую жуткую кару, что якобы ждёт Витиных потомков за его занятия ворожбой.

Он видит, как любимая деловито складывает все его магические принадлежности в мусорный мешок, как капризно искривляется её ротик, когда Витя ловит Ирму на «месте преступления», вырывает купленные с таким трудом, для него почти бесценные тетради, обереги, статуэтки…

Он слышит слова, от которых всё холодеет внутри:

– Мне надоела эта чертовщина! Выбирай: либо я, либо это!

Пока Виктор мешкает, Ирма уходит. Девушка делала так и раньше, но в тот день он впервые был не вправе вернуть любимую – не мог согласиться на её условия. Магия забрала и её.

***

Дальше кадры мелькают всё быстрее, вызывая у невольной зрительницы головокружение и желание выключить видеоряд.

Виктор цеплял астральных тварей, от которых приходилось избавляться годами, перетягивал порчи с клиентов, несколько раз чуть не погиб в магических войнах, терял энергию, здоровье и деньги.

И вот через много лет он может с гордостью называть себя практиком. Никто не смеет больше на него нападать: бесы чувствуют, что от Вити исходит сила, другие колдуны обращаются с почтительным уважением. Работают почти все ритуалы.

Наконец, появляются положительные отзывы и первые клиенты, среди которых и оказалась эта бедная девушка.

Гостья выглядела такой хрупкой и милой, что вызывала желание укутать её пледом и не отпускать наружу в большой мир, полный жестокости и угроз.

Слушая её рассказ, колдун едва сдерживал злость: видя беззащитность этой малышки, окружающие не стеснялись показывать свои тёмные стороны.

Коллеги её унижают – придираются к каждой мелочи, а начальница и вовсе пытается выжить, упивается своей властью, выставляя на собраниях полным посмешищем. Муж не даёт развод, а когда она пытается выставить его из квартиры, поднимает на бедняжку руку: девушка засучила рукав, показывая внушительного вида синяк.

Тогда Виктор сделал то, от чего предостерегают всех магов: проникся к маленькой страдалице, оказавшейся на его кухне, теплотой и сочувствием.

Чтобы помочь ей, ему пришлось держать аскезу девять дней, три из которых он сидел на воде и хлебе – Виктор не пошёл бы на это ни для кого из клиентов – ехать в лес посреди ночи, а после ритуала бежать оттуда без оглядки, не обращая внимания на жуткие окрики мавок, кикимор и бесов. Нечисть тянула к нему костлявые руки и хотела, чтобы маг задержался в этой мрачной чаще навсегда.

Затем он много дней восстанавливался: из-за переутомления колдун свалился с высокой температурой, и пришлось отменить все консультации.

Но главное – усилия Виктора не были тщетны! На следующей встрече прекрасная девушка пела магу дифирамбы, восхищалась эффективностью и силой его ритуалов, обещала порекомендовать колдуна всем знакомым, называла спасителем, чудотворцем.

До тех пор пока маг не заикнулся об оговоренной заранее оплате.

Клиентка изменилась в лице. В начале девушка сделала вид, будто не понимает, о чём идёт речь, затем скомкано пообещала принести деньги на следующую консультацию, на которую не явилась. Когда Виктор смог дозвониться – не с первого раза и с чужого номера, «спасённая» больше не расточала похвал. Голос девушки звучал надменно и сухо.

Она выразила сомнения в том, что Виктор действительно ей помог. Всё это может быть обычным совпадением. Начальницу сменили? Так её давно звали возглавить другой отдел. А что до мужа – тот ушёл к любовнице: выяснилось, этот абьюзер давно жил на две семьи.

– В конце концов, - выдала девушка, - Вы обязаны помогать людям! У вас же дар!

Перед глазами мага пронеслось всё: презрение людей, насмешки других колдунов, бессонные ночи, бесконечные чистки от всякой дряни – и удаляющийся от него силуэт любимой. Он дал клиентке три дня на то, чтобы перевести деньги.

– Иначе, – сказал практик перед тем, как положить трубку, – я возьму за свои услуги реальную стоимость.

***

Кинофильм окончен – пора было возвращаться к работе, а ведьма всё потрясённо молчала, глядя на остывающий кофе.

– Ты чуть её не убил, – наконец вздохнула колдунья.

– Я и сам не знал, – грустно улыбнулся маг, – что у моей магии слишком дорогая цена.

Слова осуждения, что готовы были сорваться с губ колдуньи целый вечер, застыли. Теперь она его понимала.

 

[Iden]

ВСПОМНИТЬ ВСЕ

Повторяющийся сон, который снится примерно раз в полгода, с одним неизменным сюжетом, вызывая одни и те же ощущения… Думаю, многие сталкивались с подобным, и многие были терзаемы догадками, что это? Случайная работа мозга или знаки, подсказки, предупреждения?

Алексей открыл глаза и сел в кровати. Тусклый свет уличных фонарей пробивался сквозь занавески. Половина четвёртого утра, до рассвета ещё далеко. Снова ему приснился этот сон. Точь-в-точь как и все предыдущие разы, кроме одной детали…

Снова в своём сне он брёл по лесу, в сумерках, в густых зарослях, не находя тропу. Снова со стороны болот начал наползать туман, неся с собой холод и влагу. А лес наступал и наступал на него, тая в себе агрессию и древнее зло. Но вот, как всегда, Алексей увидел огонёк костра. И пошёл к нему, обретя надежду, воспряв духом, не обращая внимание на колючки, рвущие одежду, не замечая, что обувь давно набрала воды… И вот, казалось, ещё немного, и он прорвётся к спасительному свету, и ночные страхи останутся позади. Как вдруг он услышал голос. Тихий женский голос звал его в противоположном от костра направлении. Туда, в холод и мрак… И смертная тоска сжала сердце Алексея, осознание неизбежности и фатальности лишили его последних сил. Он снова попытался прорваться к костру, но вдруг тело его стало лёгким, как пёрышко, и он поплыл, по воздуху, словно притягиваемый магнитом, к тихому и тоскливому голосу незнакомой женщины…

В этот момент, обычно он просыпался и, вытирая липкий пот, осматривался по сторонам, безмерно радуясь, что находится дома, в тёплой постели, в безопасности. Но в эту ночь, впервые за много лет, он увидел продолжение сна. Когда тело его стало лёгким, и он поплыл по воздуху, в сторону погибели, он услышал чёткий и ясный голос: «Выверни одежду наизнанку! И иди к костру задом наперёд!»

Почему-то в тот момент, ему стало светло на душе. Во сне он точно понял, что это выход! И вдруг, он услышал нечеловеческий вопль, громкий и яростный. От этого он и проснулся. И ему казалось, что тот звук всё ещё звенел в его ушах.

Тряхнув в очередной раз головой, Алексей встал и распахнул окно. Свежий и холодный воздух ворвался в спальню. Воздух ранней весны.

***

Прошло три месяца. Лето было в самом разгаре. Алексей сидел на берегу реки, любуясь солнечными бликами на воде. Он не любил походы, и чаще всего находил причины отказываться от подобных приглашений. Но в этот раз всё, словно специально, сложилось так, что он не смог отвертеться. Во-первых, на работе ему неожиданно дали выходные. Во-вторых, водитель с машиной, на которого все рассчитывали, внезапно заболел, и лучше всех его мог заменить только Алексей. Ну и в-третьих, что, в общем-то и сыграло главную роль, среди приглашённых была Алина, которая давно нравилась Алексею.

И он не пожалел, что поехал. Компания близких друзей, купание в реке под палящим солнцем и посиделки у костра с долгими, душевными разговорами.

Солнце скрылось за горизонтом, женщины начали готовить ужин, а мужчины взялись собирать дрова на ночь. Захватив с собой походный топор, Алексей углубился в лес, в поисках сухостоя. Ветка за веткой, он насобирал хорошую охапку и направился в лагерь.

Сумерки сгустились, передвигаться Алексею было всё тяжелей, как-то много стало кустов, слишком густые заросли цеплялись за одежду, словно норовя вырвать из его рук ношу. Парень остановился и осмотрелся. Странно, почему такая тишина? Словно всё вымерло вокруг. Словно он потерял слух. Не было слышно весёлого гомона их лагеря, затих свист птиц на вечернюю зорьку, даже назойливые комары исчезли, как и не было! Алексей потряс головой и щёлкнул пальцами. Нет, он не оглох. Ну не мог же он заблудиться?! Отошёл ведь от лагеря метров на тридцать!

Рассердившись на ситуацию, Алексей сориентировался по последним отблескам заката и решительно направился вперёд.

Он шёл и шёл… Десять минут…Двадцать… Час…

Он давно уже бросил сухие ветки, и давно перестал контролировать панику. Небо над его головой потемнело, глаза едва различали кусты и деревья. Он заблудился. Почва под ногами становилась всё более влажной, его летние кроссовки начали намокать. Разум Алексея метался от раздражения и ярости до паники, страха и отчаяния. Мало того, что он заблудился, так ещё и в болота забрёл, которых в этих лесах никогда раньше не видел!

Воздух становился всё более влажным и сырым и Алексей увидел, что по земле начинают стелиться клубы тумана. Он был настолько густым, что словно отсвечивал, чётко выделяясь на тёмной почве. И тут Алексей остолбенел. Он это видел! Именно это! Почти всю свою жизнь, сколько мог вспомнить себя, в своём повторяющемся сне! Всё исполнялось наяву у него на глазах. Он заблудился, скитание среди кустов, болота, мокрые ноги, туман.

Собрав последние силы, Алексей рванул вперёд, туда, где, по его мнению, должна быть возвышенность. И тут он увидел, вдалеке, за листвой и ветвями, свет костра! Вперёд! Он рванул к огню, не разбирая дороги, боясь выпустить его из виду, не замечая, что его одежду рвут ветви, не обращая внимания на хлюпающие от воды кроссовки…

Цель была всё ближе, и Алексей уже начал различать пляшущие языки пламени и одинокую фигуру у костра. И ему было всё равно в тот момент, кто развёл костёр в глуши леса, что он делает один в таком месте. Алексей хотел лишь одного, увидеть живую душу и согреться у огня.

И тут он услышал голос. Тихий и тоскливый, женский голос со стороны болот: «Алексей!» Мурашки побежали у него по спине, волосы зашевелились. Он оглянулся на голос и увидел нечто, от чего его сердце сжало словно ледяными пальцами. Со стороны болот, вместе с туманом, к нему приближалась светлая фигура! Несмотря на расстояние, Алексей чётко видел, черты лица незнакомки. У неё была бледная кожа, длинные чёрные как ночь волосы, её светлое платье растворялось в тумане. Женщина быстро приближалась, но она не делала движений свойственных шагающему человеку. Перемещаясь, она была абсолютно неподвижна, словно плыла над землёй. И от неё исходила такая невероятная жуть, что Алексея охватил просто первобытный ужас. И вдруг, он увидел себя со стороны! Его тело стояло, облокотившись о ствол дерева, а он взмыл в воздух, словно был легче пёрышка! «Алексей!» - снова раздалось в его голове, и он ощутил, что его начинает тянуть туда, в холод и мрак, к этой неестественно плывущей по воздуху фигуре! И тут в его памяти всплыл другой голос, тот, что ясно прозвучал в его последнем сне: «Выверни одежду наизнанку! И иди к костру задом наперёд!»

И в этот момент, Алексей, словно получил силу. Он посмотрел на своё отдаляющееся тело и представил, что он снова един с ним. И очнулся! Он стоял, облокотившись о ствол накренившейся сосны. Впереди мерцали блики костра… Смотреть в сторону фигуры он не решился и, сбросив кроссовки, с максимальной для себя скоростью, начал стягивать одежду. Он быстро переодевал всё, что было на нём на изнанку. И тут, казалось, в метрах пяти от себя, Алексей услышал дикий вопль, полный ярости и разочарования.

Боясь смотреть в сторону звука, Алексей, забыв кроссовки, бросился к костру, со всех своих сил, но споткнулся о корягу и упал. Он развернулся, и увидел, что существо с болот застыло в двух метрах от него. Словно в замедленной съёмке, он рассмотрел каждую чёрточку её неестественно белого лица, чёрные, без белков глаза, чёрную, как выжженное пепелище, пасть. И в этот миг, над головой Алексея раздался сильный и спокойный голос: «Убирайся! Здесь не место тебе, погань болотная!» Издав тот же вопль, не поворачиваясь спиной, фигура так же плавно, плывя над землёй, исчезла в кустах.

Алексей поднял голову и увидел над собой высокого человека. Он поднялся, и, в свете костра, рассмотрел пожилого мужчину.

- Я же тебе говорил, задом идти к костру! - без предисловий сказал незнакомец. - Пошли! Тебе нельзя отходить от огня до самого утра. Нечисть никуда не ушла, она будет караулить тебя до рассвета!

Не в силах задавать вопросы, Алексей поплёлся за стариком. Он лишь отметил для себя, что, впервые за всё время своих скитаний по лесу, начал слышать обычные звуки ночи.

В первые несколько минут до сознания Алексея не пробивался весь реализм происходящего. Он словно смотрел на ситуацию со стороны. Вот он плетётся за незнакомцем к костру. Вот садится и тянет к теплу бледные и онемевшие стопы, рассматривает царапины, убирает вонзившиеся под кожу занозы… Потом Алексей поднял голову, и осмотрелся. Это происходило с ним, и это было реально! Он встретился глазами с дедом. Взгляд его был цепким, пронзительным и необычайно ясным, словно смотришь в глаза ребёнку, который имеет опыт жизни в тысячи лет.

- Что происходит? - наконец выдавил Алексей.

- Происходит то, что и должно.- не медля ответил тот. - К сожалению, я не мог раньше устроить нашу встречу. Ты был слишком молод, и мог не прорваться ко мне. Ведь нечисть тоже ждала тебя. И сразу, как только я дал тебе меня найти, ты высветился и для них как маячок. Но, как мы и договаривались, я вышел с тобой на связь сразу, как ты хоть немного созрел. И, всё равно, ты забыл половину указаний.

- Не понял… С кем договаривались?- спросил Алексей, пытаясь обуздать новую паническую атаку.

Дед улыбнулся, и посмотрел ему в глаза, пристально и спокойно… А потом ответил тихо и задумчиво, словно говорил самому себе:

- Как же милы бывают души в мороке забвения… С тобой договаривались, дружище! С тобой! Двадцать четыре года назад, перед тем как сменить мерность, ты просил меня отыскать тебя, помочь вернуть память, и вспомнить твоё предназначение.

- Но мне всего двадцать три… - начал было Алексей, и осёкся.

Он, в принципе, не отвергал идеи реинкарнации, мистицизм, эзотерику, и прочие неподтверждённые официально теории. Возможно поэтому его сердце не стало отрицать странные слова собеседника. А возможно и потому, что черты лица, голос, мимика незнакомца были невероятно знакомы ему. Словно он общался с родичем, которого не видел давным-давно.

- Я не понимаю… - лишь промямлил он, не в силах оторвать взгляд от деда.

- Ну, что болтать попусту? - ответил тот с лёгкой усмешкой. - Держи! Выпей это залпом. А дальше всё сам поймёшь!

Старик протянул ему жестяную кружку с горячим отваром. Алексей взял, вдохнул аромат напитка: травы и какая-то едва уловимая сладость. И, не раздумывая долго, выпил.

По телу разлилось расслабление и тепло.

- Как Вас зовут? - спросил Алексей, замечая, что его язык начинает заплетаться.

- Скоро ты сам вспомнишь. Моё имя… своё имя… своё предназначение. - улыбнулся дед.

Взгляд Алексея начал затуманиваться. В какой-то момент, посмотрев на деда, он увидел, что внешность его начала меняться. Словно сквозь человеческую личину просвечивает другая, звериная, словно он превращался в огромного медведя. Менялось всё восприятие мира. Он обвёл взглядом лес, окружающий костёр и увидел мир совершенно иначе. Деревья, кусты, даже насекомые, всё живое светилось разными цветами. Но были и пятна тьмы, там, за ветвями… Они окружали его, ждали.

И вдруг, Алексей вспомнил очень ясно, что нужно делать, что он делал уже неоднократно, чтобы прогнать нечисть, вспомнил, как истребить её, засунуть в самые низы адских миров. Туда, откуда она не выберется никогда. Он вспомнил ясно, как чувствовал в руках силу, не физическую, как вся энергия вселенной проходила через его руки, выжигая тьму… Взбудораженный нахлынувшими воспоминаниями, он встал. Но снова ощутил себя легче пёрышка. Оглянулся, так и есть, его тело сидело возле костра, протянув ноги к теплу. Он прошёлся туда-сюда и посмотрел на деда. Тот следил за ним глазами и улыбался. Он видел его. И вдруг Алексей вспомнил его, своего старого друга, верного напарника, с которым они прошли не одну сотню лет, десятки воплощений, с которым постигали многие и многие тайны мироздания. Он улыбнулся и назвал друга по имени. Тот слегка кивнул и назвал его имя в ответ. И это было совершенно другие имена, непривычные слуху и языку современных людей.

Алексей посмотрел на своё тело и… очнулся уже во плоти.

- Я укрывал тебя мороком, пока ты проходил отрочество. - продолжил дед. - Твари тебя искали, выслеживали.

- Ты хорошо спрятал меня. - улыбнулся Алексей. - Даже от меня самого. А что за чаёк ты мне дал?

- Из малиновых веток… Твой любимый. Малиновые ветки и немного смородины. А всё остальное-слова. Заговор. Заговор на возвращение памяти.

- Понял… Хороший заговор! А теперь зададим нечисти жару, пока не настал рассвет, и лучи солнца не загнали их по норам.


- Ребята! Нужно вызывать MЧC, пoлицию… Он может переохладиться. Каждая минута на счету! - кричал молодой мужчина притихшим друзьям.

Прошло уже четыре часа, как Алексей ушёл за дровами и не вернулся. Вначале компания не обратила на его отсутствие внимание, кто-то подшучивал, что он не может одолеть расстройство желудка… Но когда прошло ещё полчаса, час, они переполошились. Алкоголя не было выпито много, Алексей не был пьян. Куда мог пропасть взрослый мужчина в хорошо знакомом лесу?

Они пытались искать его, звать. Но прочёсывать лес ночью никто не решился. Все службы, к которым они дозвонились, обещали приехать не раньше утра.

Измождённые поисками и переживаниями, почти все разошлись по палаткам спать. У костра остались лишь самые близкие друзья Алексея. Они тревожно общались, когда началось странное явление. Вспышки в глубине леса, сопровождаемые странным треском, похожим на разряды тока. Словно началась гроза, но не в небесных просторах, а там, в глубине леса, прямо среди деревьев. Друзья переполошились и, пытаясь понять, что происходит, в смятении и страхе встретили утро.

А когда первые лучи солнца начали согревать остывшую за ночь землю, из леса вышел Алексей. Он был грязный и босый. В ответ на все вопросы друзей лишь смущённо улыбался и говорил, что заблудился. Но самым странным было то, что он изменился. Словно в теле Алексея вернулся совсем другой человек. Вроде то же лицо, волосы, цвет глаз, но то, что исходило от него, и взгляд, было совсем другим.

Жизнь Алексея тоже изменилась. Вернувшись домой, он почти сразу уволился с работы, ничего не объясняя. В течение месяца, продал квартиру и, не прощаясь, ничего не говоря друзьям, исчез в неизвестном направлении.

Больше о нём никто из его окружения никогда и ничего не слышали. Или слышали… Но не знали, что это о нём.

 

[Iden]

СВАДЕБНАЯ ФАТА

- Ты уже три дня с места не сходишь, - глухо сказал Евгений, подойдя к жене Ольге.

Он положил руку на её исхудавшее плечо, а она, дабы хоть немного проявить свою признательность супругу, легонько коснулась его руки, но промолчала.

Перед глазами стояла Катя. Да и собственно, все мысли занимала только она. И нет бы, вспоминать счастливые моменты, прожитые вместе, все самые прекрасные за долгие восемнадцать лет мгновения... Но нет.

Перед глазами стоял самый неприглядный образ Катюши - её бледное личико с закрытыми глазами, сложенные на груди руки, которые работники морга старательно привели в порядок. Даже ноготочки накрасили, чтобы их девочка отправилась в последний путь красивой, как невеста. Она и была, как невеста. Ольга выбрала для единственной дочки самое красивое свадебное платье, будто собиралась не хоронить свою красавицу, а действительно отдавать замуж.

Так и стоял перед Ольгой этот образ: её дочка красивая, чуть бледная, в свадебном платье, будто не умерла, а просто уснула крепким сном.

- Я ничего не хочу, Жень, - ответила Ольга.

- Так нельзя. Я не смогу без тебя, - шепнул Евгений, покачал головой и отошёл в сторону.

Дочка у них была единственной и безмерно любимой. Катюша росла умницей, красавицей, почти не доставляла родителям хлопот и беспокойств. Школу закончила с отличием, собиралась поступать в педагогический институт на учителя младших классов. Родили её рано: Ольге на момент рождения Кати было всего девятнадцать, а Евгению двадцать один год. На одной дочери и остановились. Точнее, по непонятной причине больше детей у них не случилось, хотя Катя всегда просила братика или сестричку. Всё было в порядке, но больше детки к супругам не приходили. Потому Катя и решила учить малышей - уж очень она детишек любила.

Но и это не сложилось. В ночь перед тем, как семья должна была ехать подавать документы в вуз, Катя умерла. Внезапно, ничего не предвещало - вскрытие показало, что у девушки оторвался тромб, хотя она никогда не жаловалась на здоровье. Вот так неожиданно ещё молодые супруги лишились единственного ребёнка...

- Я знаю, - ответила Ольга, - Но не могу.

Слеза скатилась по щеке женщины, вмиг постаревшей на несколько лет.
Евгений судорожно сглотнул:

- Я тоже скучаю по дочке. Но её больше нет.

***

Дни тянулись, как резиновые. Ольга и Евгений учились жить без дочери, но сказать, что у них получалось, нельзя. После сорока дней Ольга наконец подошла к плите, чтобы приготовить хоть что-то для мужа, но раз за разом руки сами готовили любимые блюда Кати, а когда женщина осознавала это, то слезы и тоска душили её.

Так или иначе - время притупляет боль. Оно шло неумолимо, стирая из памяти любимый голос, драгоценный блеск родных глаз, а в жизненные планы вносились корректировки, где уже не было Кати.

И вдруг как-то ночью Катюша приснилась Ольге. Впрочем, женщина не была уверена в том, что это сон, ведь она буквально только что закрыла глаза и усилием воли отогнала от себя образ дочери, который всё никак не желал покидать её мысли.

И вот она стояла в комнате прямо перед кроватью, в том самом платье, в котором её похоронили, в тусклом свете уличных фонарей, что пробивался сквозь прозрачный тюль. Ольга плохо видела лицо Кати, но почувствовала, что дочь улыбается. И вдруг стало так легко, так тепло, словно Катя вернулась...

- Мама, - прозвучал в голове голос девушки, - Я замуж выхожу. Ты рада? Это любовь с первого взгляда, он новенький у нас, только сегодня пришёл! Он такой хороший, мы любим друг друга!

Ольга, глотая слезы, произнесла:

- Конечно, милая, я рада!

- Мамочка, только у меня фаты нет. А фата обязательно должна быть у невесты на свадьбе. Вы с папой ведь передадите мне фату?

Ольга кивнула.

- Завтра вечером, ровно в семнадцать двадцать, выйдите на перекрёсток на выезде из города, остановите машину, серебристую Приору с номером двести тридцать УН и передайте водителю фату. Хорошо?

- Конечно, Катюша, всё сделаем! - шепнула Ольга.

- Мамочка, и ты не печалься, мне здесь очень хорошо, у нас всегда лето, тепло и ясно. И у вас всё будет хорошо. Вдвойне...

Сказав это, Катя тут же исчезла.

***

Наутро, увидев суетящуюся Ольгу, Евгений стал её распрашивать, куда она собирается. После недолгого разговора супруги вместе отправились покупать фату для Катюши.

А уже в пять часов вечера они стояли возле перекрёстка на выезде из города, встревоженно вглядываясь в каждую проезжающую машину. Морозный февральский ветер пробирал до костей.

И вот приблизилась серебристая Приора с тем самым номером, что продиктовала Катюша во сне, ровно в семнадцать двадцать... Ольга, отчаянно размахивая фатой, чуть ли не бросилась под колёса, увязая в сугробе, но Евгений успел удержать жену. Водитель, мужчина лет пятидесяти, остановился и с опаской опустил стекло.

Евгений и Ольга наперебой стали рассказывать, что заставило их остановить автомобиль. На удивление, мужчина не стал ругаться или как-то сопротивляться:

- Меня Василий зовут. Я еду в деревню N, там вчера мой племянник погиб в ДТП, тоже молодой, как ваша дочка. Завтра похороны. Двадцать два года всего парню было. Я вам верю. Давайте фату, передадим. Кто знает, может мой племянник и есть жених вашей Катюши?

Мужчина грустно улыбнулся, забрал фату, махнул рукой на прощание Ольге и Евгению и уехал по своим печальным делам.

Больше Катя не снилась Ольге, но её слова вновь вспомнились матери чуть меньше, чем через год, когда её встречал на пороге родильного дома счастливый Евгений. Ведь действительно, как и обещала Катя, хорошее случилось вдвойне: у Ольги и Евгения родились крепкие мальчики-двойняшки. И теперь у них всё хорошо. Двое живых детишек и Катя, которая навсегда останется в их памяти молодой и красивой. И наверняка счастливой, не важно, на каком свете.

 

[Iden]

ПОРЧА

Откушенная луна висела на небе, истекая бледным светом, словно собственной кровью, таяла час от часу, скоро и вовсе ничего от неё не останется. Про такие ночи старики говорят – ведьмы луну скрали. Может так оно и есть, кто знает, оно много чего ещё науке-то неизвестно, а старики жизнь прожили, мудрость народная пролегла в их морщинах и убелённых белым снегом прядях. Вон, взять хоть бабку Бахариху, все знают, что ведьма она и с чёртом знается, такие ли дела воротит – а какая наука это докажет? По науке-то и вовсе такого быть не могёт – а оно вот тебе, пожалуйста, есть на белом свете. Так размышляла Глашка, молодая сенная девка, что служила при барском доме, у барина Андрея Евлампиевича, сидя на резной лавке, обитой мягким сукном, у окна, и положив руки на подоконник, глядела на небесное светило, застывшее над садом.

Глашке лет от роду было около шестнадцати, и шибко она была дотошна до всяческих измышлений, всё-то головушка её не тем была занята, чем надобно. К примеру, пошлёт её Марфа, кухарка барская, за яблоками в сад, чтобы пирог испечь, а она едва из дома выйдет, тут же и забудется, замечтается. Думы всяческие в голову её полезут, что за труба такая, в которую барин в своём кабинете смотрит? Говорят, он в неё аж сами звёзды видит, и всё, что на них. Или вот ещё, из чего чернила такие синие делают, коими барыня письма свои пишет? Да и как это можно такому изучиться, чтобы эдаке завитушки выводить! А то вот ещё, как так сталось, что корова у людей появилась? Откуда она пришла? Каким таким способом её приручили? По одному яблочку собирает Глашка в корзину, ползая под яблонями по малахитовой мураве, да всё думает эдак-то. Подскочит только, когда Марфа с крыльца закричит строго:

- Глашка! Ты куды опять запропастилась? Всё порхаешь в своих мечтах, а у меня ужо тесто подоспело!

Опомнится Глашка, подхватится, наберёт скорее яблок, да побежит в кухню. Марфа только языком цокает, да головой качает, перебирая в корзине плоды – все-то порченые.

- Ох, и непутёвая ты Глашка, - скажет Марфа, - Всё в облаках витаешь, ровно птица. Делом бы лучше занялась.

Луна за окнами всё таяла и вконец остался на чёрном небе только узенький серпик – казалось, сейчас взмахнёт невидимый жнец тем серпом и отсечёт души тех, кому нынче помереть суждено, от тела, и полетят они в неведомые места. Жутко как. И ни ветерка, ничего. Только на западе далёко рокочет, гроза, видать, приближается. Редкие всполохи разрезали горизонт красно-рыжими хвостами.

- Огонь небесный, - подумалось Глашке, - Страшен он. На головы неправедных опустит Михайло Архангел свой пламенный меч, ежели те вовсе последний стыд потеряют. Да и Илья-громовержец тоже силён. Как запряжёт свою колесницу, да поедет на ней по небу, так молнии и засверкают.

Глашкины думы прервал голос барыни из-за закрытой двери, что находилась аккурат за её спиной.

- Глашка! Поди сюда! Пелёнок дай чистых для Петруши!

Девка подхватилась и побежала к шкапу, в котором на полках разложены были чистые, кружевные пелёнки да чепчики для барского первенца, что родился четыре месяца назад – Петра Андреевича. Глашка достала штук пять, не глядя, но тут же уронила всё на пол, замешкалась, принялась поднимать, да складывать заново, стараясь сделать всё аккуратнее.

- Глашка! Да слышишь ли ты? – голос барыни, Лизаветы Фёдоровны, зазвучал сердитее.

- Иду, иду, Лизавета Фёдоровна! – отозвалась Глашка, бросилась к двери, но тут же запнулась о собственный подол и, запутавшись в нём, упала.

- Да что за наказанье с ней? Чистая бестолочь, а не девка, - послышалась из-за двери ворчание.

Глашка вбежала наконец-таки в спальную и протянула барыне белоснежные кружева.

- Ну, что же ты, так долго, Глашка? Петруша уже весь извёлся. Вишь, пелёнки у него все мокрые, сменить надобно. Возьми-ка вот эти, и снеси в прачечную. С утра Настасья всё постирает. Сама не трожь. Она своё дело знает, на совесть стирает.

Глашка кивнула и подняла с пола ворох таких же белоснежных кружев, что облаком покоились под зыбкой, украшенной шёлковыми лентами и вышивкой. Люлька эта была целым произведением искусства, барыня-то её из самого Новгороду заказывала, у какой-то известной мастерицы. Глашка когда впервые-то люльку эту увидала, так дух у ей захватило – ровно райская колыбель для ангелочка была та зыбка. Вся-то пышная, мягенькая, дитё в ней, что на материнских руках лежать будет. Барыня Лизавета Фёдоровна, облачённая в голубую, небесного цвета ночную сорочку, с накинутою поверх кружевной накидкою с мудрёным названьем «пеньюар», с растрепавшейся русой косой, переброшенной через плечо, и в изящных домашних туфлях на каблучке, отороченных у носочка мехом, хлопотала над широкой постелью, на коей лежал свёрток с младенцем. Она с умильными ужимками склонялась над ним, тетёшкая и пестуя дитё, что-то пришёптывала, напевала, смеялась.

- Ну, ты, глянь, каков Петруша! Сладкая булочка. Уж как мы его ждали. Счастье ты наше, - Лизавета Фёдоровна опустила лицо в кружевное облако и звонко чмокнула сына в макушку.

- Ступай, ступай, Глаша, чего встала? И без того нынче луна дурная. Петруша завсегда в такие ночи беспокойный. Иди, мне дитё кормить надо.

Глашка снова кивнула, поклонилась барыне и вышла из покоев. Унеся пелёнки, куда ей было велено, она вновь уселась на лавку, заняв свой пост у окна, и, положив голову на руки, принялась за любимое своё занятие – размышлять о том, да о сём. Не заметив как, девица задремала…

Барыня Лизавета Фёдоровна, перепеленав Петрушу, уселась в тёмный угол подальше от окна, чтобы свет луны не падал на младенца, коего она держала на руках, и обнажила грудь. Склонившись над ребёнком, она улыбнулась, вложила розовый сосок в крошечный детский ротик и, прикрыв глаза, устало откинулась на подголовник кресла-качалки.

- Кушай-кушай, Пётр Андреич, расти большим, - барыня принялась потихоньку раскачиваться в кресле, - Кушай да засыпай.

Из гостиной доносилось тихое мерное движение ходиков. Все домашние спали. Челядь, умаявшись за день на работах, видела десятый сон. Только барина нынче не было в поместье. Он охотился в лесу, уехав ещё с обеда. Барыня, придерживала сына, чтобы тому было удобно сосать материнское молоко, и рот её скривился внезапно в ломаную линию. Она вновь вспомнила те неприятные события, что приключились с ними недавно, и кои забыть никогда будет невозможно. А всё из-за этой вертихвостки, молодой дочери Прокопьевых Анны. Барыня звонко прищёлкнула языком, но тут же осеклась и поглядела на ребёнка – не разбудила ли? Но нет, Петруша спал, иногда покряхтывая во сне, сжимая маленькие кулачки, и морща носик. И Лизавета Фёдоровна погрузилась в свои думы.

Случилось это сразу после рождения Петеньки. На сороковой день, когда дитё окрестили, собрали они с супругом Андреем Евлампиевичем, гостей и родственников на крестины. Народу было много. Все весело гудели, разговаривали, обсуждали новости, события и, конечно, же нахваливали молодых родителей и их долгожданного наследника. Петруша родился у супругов только спустя шесть лет после свадьбы. До того барыня уже отчаялась и считала себя пустоцветом. Ездили они и в город, к светилу медицины, к профессору Богатьеву, кой славился в высших кругах, как знаток своего дела. Барыне пришлось перенести у него престыдное обследование, но она мужественно стерпела этот срам, лишь бы уже понять, отчего её лоно отторгает всех зачатых ими с мужем младенцев. Профессор прописал лекарства и отдых на минеральных водах. Однако всё напрасно. И вот, когда уже не чаяли, она понесла и, благополучно выносив, родила сына, названного в честь деда, отца её, Петром. Отец её был богатым купцом, владел магазинами в городе. Иные злые языки поговаривали, что муж её, Андрей Евлампиевич и женился-то на ней только потому, чтобы поправить бедственное своё положение, ну а отец её Пётр Иванович, решил сделать выгодную партию и привить внукам дворянскую кровь и титул. Но Лизавета Фёдоровна знала, что это не так. Они с Андрюшей нежно любили друг друга, он так пылко признавался ей в своих чувствах, так настойчиво ухаживал за нею и добивался её расположения, что сомнений быть не могло – он крепко любит её. А что болтают, так на то они и сплетники, чтобы множить зло и радоваться чужому несчастию.

Но в тот день уверенность Лизаветы Фёдоровны в чувствах своего супруга пошатнулась, ибо она застукала его с девицею Анною Прокопьевой в дальней зале, где стоял рояль. Муж её придерживал Анну за талию, усадив на рояль, а бесстыдница нагло хихикала, с вожделением поглядывая на мужчину. Завидев Лизавету Фёдоровну супруг смутился и что-то пробормотал в своё оправдание, тут же выйдя прочь, и, удалившись к гостям, а вертихвостка Анна, даже не покраснев, продолжала стоять и пялиться на барыню, ехидно и зло улыбаясь и не отводя глаз. А ведь однажды Лизавета Фёдоровна подслушала у прислуги, что барин-то давно тайком имеет дела с девицей Прокопьевой, та, де, положила на него глаз, ведь ей пошёл уже двадцать второй год, а она всё была не замужем и уже считалась старой девою. Когда Лизавета Фёдоровна вошла, все замолчали, и как она не пыталась выпытать что-то, ни слова более не произнесли. И барыня решила, что это всё людские толки, чепуха одна, да и забыла как-то об этом. И вот сейчас, застав мужа с Анною, Лизавета Фёдоровна задумалась. Но вскоре ей стало не до того. Спустя три дня после крестин Петруши, мальчик захворал.

Его словно подменили. Спокойный и румяный до того, сделался он вдруг бледным и капризным, всё время плакал и сучил ножками. Решив, что это колики, барыня подавала младенцу укропную водичку, но ничего не помогало. Вызвали врача – тот тоже не нашёл ничего, велев барыне пить больше горячего чаю с козьим молоком и гулять на свежем воздухе. А потом Лизавета Фёдоровна нашла в зыбке, под пышною перинкой, свёрток из Петрушиного чепчика, а в нём две куриных лапы, перевязанные в форме креста чёрными и красными нитями, скреплёнными воском, будто накапанным со свечи, и со всех четырёх сторон того «креста» торчали четыре ржавые иглы. Барыня ужаснулась – нешто порча? Кто мог такое подкинуть? И тут же всплыла в памяти довольная морда девицы Прокопьевой в зале с роялем. А ведь зала та находится у самой лестницы, аккурат через коридор от спальни барыни, где сейчас стояла и колыбель.

- Мерзавка, - барыня побелела от гнева, сжав кулаки, - Ну, я ей это так не оставлю.

Тайком вызвала она к себе через слуг бабку Бахариху, прозванную так за красивые складные речи – в открытую делать такое барыне не пристало, и едва дождавшись её прихода, всё поведала старухе.

Та почмокала губами, оглядела подклад, нахмурилась и сказала:

- Сильная порча. Знающей колдуньей делана. Не нашенские это. Можа из городу кто. Я не смогу помочь. Не по моим силам.

И как барыня не умоляла, какие богатства не сулила, старуха только качала головой и твердила, как заведённая:

- Не могу. Не в моих силах. Иглы те в покойника на ночь втыкали, а после в работу пустили. Как покойник в могиле гнить начнёт, так и младенец твой помрёт. Утянет он его за собой. Девка молодая делала. Сначала дитё сгубит, а следом и тебя хочет уморить. А всё из-за супруга твоего завертелось. В нём дело.

Лизавета Фёдоровна в сердцах прогнала бабку и задумалась, кто же сумеет ей помочь. Нет сомнений в том, что проклятый подклад сделала Прокопьева. Дрянь. Она за всё ответит, паскуда. И Лизавета Фёдоровна другим же днём отправилась в город, с тем, чтобы найти ту, кто сумеет ей помочь. И нашла. Люди указали ей на один дом. Принял её старик. Сказал, что возьмётся за работу. Только, де, сказывать о том, никому нельзя.

- Каждый день ко мне езди сорок дён и дитё привози. Сниму я порчу и верну всё злодейке. И да, крест-то с шеи сними. Не смогу я с ним.

Так и стала делать Лизавета Фёдоровна. И к счастью, муж ни о чём не заподозрил. Она сказывалась, что к доктору ездит, а тот шибко и не интересовался. Тем более Петрушеньке полегчало. Только вот в такие ночи, как нынешняя, на исход луны, мальчонка становился беспокойным и плакал. Ну, да ничего, всё пройдёт. А поганке этой уже прилетело, лежит вон, помирает, язвами вся трупными пошла. Ни один врач помочь не может.

- Так тебе и надо! Хотела чужого мужа получить, а получишь сырую могилу, - усмехнулась барыня, - А саван будет тебе платьем подвенечным, злодейка!

Она с любовью посмотрела на своё дитя, которое сладко спало в её объятиях, и тихонько поднявшись с кресла, осторожно уложила сына в колыбель, проследив за тем, чтобы лунный свет не проникал сквозь шторы, а затем прилегла и сама.

Глашку разбудили громкие вопли. Она всполошилась, соскочила с лавки, голова её закружилась спросонья и она ухватилась за угол, чтобы не упасть. А из кухни уже бежала Марфа со склянкою в руках, а за нею неслась Пелагея Никитична, главная по домашней прислуге. Они пронеслись мимо Глашки, чуть не сбив ту с ног, и скрылись за дверью спальни, откуда неслись страшные, леденящие кровь в жилах, вопли. Глашка, поколебавшись с мгновенье, последовала за ними. Она знала, что её помощь понадобится, но всё ж таки пока ещё не могла привыкнуть к этим сценам, что случались всё чаще. Поначалу только на убывающей луне, а в последнюю неделю уже трижды было. Оттого и караулили они по очереди барыню, ночуя у той под дверью. Барыня Лизавета Фёдоровна – лохматая и со страшным, перекошенным лицом – билась в припадке. Она каталась по полу и рвала на себе сорочку. Изо рта её шла пена. Глаза безумно вращались, сверкая белками. Одним движением она выдрала прядь своих волос и по виску потекла струйка крови. Кожа её, обезображенная многочисленными мокнущими язвами и струпьями, внушала ужас.

- Барыня, барыня, матушка, что вы, нельзя так, нельзя, - уговаривала её Марфа, а тем временем высокая, жилистая и широкоплечая, как мужик, Пелагея Никитична, одной рукой подняла барыню с пола и, крепко сжимая, чтобы та больше не повредила себя, понесла в постель.

- Где Петруша?! Где мой сын?! Где ребёнок?! Убили! Убили! – кричала Лизавета Фёдоровна, брыкаясь и кусаясь.

- Чего глядишь, убирай скорее! Ишь, опять накрутила, - Марфа кивнула Глашке на свёрток в люльке.

Глашка схватила его и выбежала из спальни не в силах видеть более эту жуткую сцену. Она развернула многочисленные пелёнки и вынула полено, что было спелёнуто в них. Кинула его с глухим стуком к печи, и понесла пелёнки в прачечную. Когда она вернулась, барыня уже успокоилась и только рыдала горько и безутешно. Марфа, споившая ей прописанный доктором раствор из склянки, стояла рядом и гладила её по руке, утешая как ребёнка:

- Будет, будет, Лизавета Фёдоровна, всё пройдёт. Дурная луна нынче была. А завтра уже будет легче. Тише-тише.

Наконец, барыня уснула, бабы вышли из спальни, притворив за собой дверь, и пошли на кухню – испить чаю перед тем, как приступить к дневным хлопотам. К ним присоединилась и Глашка.

- Беда, - вздохнула Пелагея Никитична, - Никак не отойдёт барыня после смерти Петруши. Да и барин хорош, пропадает дни и ночи с этой девкой, Прокопьевой.

- Думается мне, что выжидают они, покуда Лизавета-то Фёдоровна помрёт вслед за сыночком, да и женятся опосля. Судя по всему барыне-то уж недолго осталось, не ест ничего, высохла. И доктор ничего поделать не может, - оглядевшись по сторонам, и, склонившись к самому столу, прошептала Марфа, - И с чего только младенчик-то помер?

Она горько вздохнула:

- Ить такой розовощёкий был, гожий… Вот что судьба-злодейка делает.

- И как нам житься-то будет при новой барыне, ежели эдак случится? – покачала головой Пелагея Никитична, - Анна-то Прокопьева, бают, шибко крута нравом, не чета нашей кроткой Лизавете Фёдоровне.

Бабы склонились над чашками, горестно цокая языками и продолжая шептать.

Глашка же не слушала их разговора, она по своей привычке глазела за окно, мечтая о чём-то своём. Наступало утро. Нежно-розовая дымка покрыла сад невесомой вуалью и упала бисером росы на травы. Там, на горизонте, где находилось сельское кладбище, почудился Глаше средь уходящей пелены тьмы, на чёрном звёздном плаще царицы-ночи, образ женщины с младенцем на руках, что белым облаком нарисовался на небе. Мать с улыбкой смотрела на своё дитя и кивала головою. Затем подняла глаза и посмотрела на Глашу, а после развернулась спиной и пошла прочь. Глаше показалось на миг, что это барыня их, Лизавета Фёдоровна с сыночком своим Петрушею. Она моргнула и видение тут же исчезло.

- Почудилось, - решила Глашка.

Через несколько дней Лизаветы Фёдоровны не стало.