ПРОВОЖАЯ В АРМИЮ
Накануне отъезда умойте призывника заговоренной водой. Заговаривают воду так:
Есть в Божьем мире Океан-море,
Лежит он на широком приволье.
На том Океан-море Алатырь-камень,
На Алатырь-камне мужик сидит,
Ни днем, ни ночью не спит.
Ноги, руки его булатные,
Глаза его оловянные.
Кровь его не канет и не течет,
Никакое оружие его не берет.
Ядра все от него отлетают,
Тело его сабли ломает.
Никакие пули его не убьют,
И железные ножи не секут.
Все рогатины и пищали сгибаются,
Копья, стрелы по ветру разлетаются.
Топоры не рубят, булавы не губят,
В плен вороги не возьмут
И в цепи не закуют.
Так бы чтоб и от меня
Пули свинцовые отлетали,
Враги сабли гнули и копья ломали.
Было крепко мое тело бело,
Не ранилось бы, не болело.
В полон бы меня не забрали,
В железо не заковали.
Будь руда моя каменная,
А слова мои правильные.
Имя мне отныне Первейший,
Будь мой Ангел-хранитель сильнейший.
Кремень да огонь мое тело не тронь.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне, присно, во веки веков.
Аминь.
Накануне отъезда умойте призывника заговоренной водой. Заговаривают воду так:
Есть в Божьем мире Океан-море,
Лежит он на широком приволье.
На том Океан-море Алатырь-камень,
На Алатырь-камне мужик сидит,
Ни днем, ни ночью не спит.
Ноги, руки его булатные,
Глаза его оловянные.
Кровь его не канет и не течет,
Никакое оружие его не берет.
Ядра все от него отлетают,
Тело его сабли ломает.
Никакие пули его не убьют,
И железные ножи не секут.
Все рогатины и пищали сгибаются,
Копья, стрелы по ветру разлетаются.
Топоры не рубят, булавы не губят,
В плен вороги не возьмут
И в цепи не закуют.
Так бы чтоб и от меня
Пули свинцовые отлетали,
Враги сабли гнули и копья ломали.
Было крепко мое тело бело,
Не ранилось бы, не болело.
В полон бы меня не забрали,
В железо не заковали.
Будь руда моя каменная,
А слова мои правильные.
Имя мне отныне Первейший,
Будь мой Ангел-хранитель сильнейший.
Кремень да огонь мое тело не тронь.
Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Ныне, присно, во веки веков.
Аминь.