«… Я отправился в путь в ручейке, который течет по моему участку. Поднырнув под большой камень, я почувствовал, что стал совсем крошечным. Я оказался в небольшой влажной канавке - она шла куда-то вверх. Я ощущал, как ползу по ней на карачках. Там было очень темно. Темнота наступила, сразу, как только я перестал видеть дыру, в которую вошел. Внезапно канавка круто пошла вниз, я не понимал, куда она ведет. Я почувствовал, что скольжу по мокрым камням; в конце концов, я оказался посреди обширного пространства, и там было маленькое озерцо. Вода была очень холодная.
С другого конца озерца доходил неясный свет, и мне показалось, что там или где-то снаружи должно что-то быть. Я вошел в воду, чтобы перебраться, на тот край: временами я шел вброд, временами пускался вплавь. Помню ощущение сильного холода. Потом я карабкался по какой-то канавке, очень круто уходившей вверх,- казалось, я нахожусь в пещере. Я вышел на луг, он весь был покрыт яркой зеленью, а посреди стоял огромный дуб. Я уселся в тени этого дуба и вдруг увидел, что на мне накидка из кожи и кожаные чулки - вроде тех, какие носят индейцы.
Очень уютно было сидеть под тем деревом, но тут настало время возвращаться. Возвращаться мне совсем не хотелось, но, как послушный ученик, я решил строго следовать указаниям и добрался до того самого пространства, где впервые увидел озерцо. Тут я обнаружил, что индейское одеяние куда-то исчезло, а на мне просто джинсы и горные ботинки. Потом я снова вошел в ручеек. Небо, было сероватое и облачное. Я чувствовал себя как дома, будто вернулся в родные места…» (250).
«…Как-то я ходил в поход и увидел сусликов: цомню, все вокруг было усеяно их норками. И вот через такую-то норку я и стал спускаться под землю. Сперва я шел по каким-то узеньким ходам, а потом один из них вдруг резко повел вниз, и мне пришлось прямо-таки бежать по нему, и я все бежал и бежал, и конца этому Туннелю не было видно. Так продолжалось довольно долго: я никак не мог остановиться и не знал, куда меня несет. Вокруг была сплошная чернота. Я там слегка потерял ориентацию. Обратно я поднимался не так быстро, как спускался, но, в конце концов, все-таки вышел наверх, хотя и другим путем…» (218).
«…Я летела. Я поднималась в черное небо, в котором сияло множество звезд, а затем, как мне показалось, я вошла в смерч. Я все еще могла видеть звезды, но меня сильно кружило. Животные силы были со мной. Затем я поднялась сквозь пласт облаков и встретила своего учителя: это была женщина, которую я видела раньше. Она была облачена в очень длинные одежды, и мне захотелось спросить ее, как мне дальше заниматься шаманизмом, чтобы он в большей мере был частью моей повседневной жизни. Тогда эта женщина через свою вагину впустила меня к себе в чрево. Я чувствовала, что она беременна мною и что ее живот увеличивается. Я знала, что нахожусь внутри нее. Я также ощущала, как она кладет руки на свой живот, и какой он большой! Она сказала мне, чтобы я перестала дышать, и что я буду кормиться ее соками. И я действительно почувствовала, что перестала дышать. Я ощущала в своем животе сильное тепло, как будто оно передавалось от этой женщины ко мне. Затем женщина набухла еще больше и в буквальном смысле распалась на две части. Ее живот лопнул, и я вышла наружу. Я поняла происшедшее так, что в моих занятиях шаманизмом мне нужно меньше полагаться на собственную волю и больше доверять ей, и что тот же принцип должен стать частью моей повседневной жизни. Это был конец моего путешествия: бубен умолк и я вернулась на прежнее место…» (66).
«… Брук Исцеляющая Орлица отправилась в свое первое шаманское визионерское путешествие вместе с восьмидесятипятилетней шаманкой из племени северных шайенов, по имени Мудрая Женщина. Вместе с более молодой знахаркой они совершили паломничество в место, называемое Медвежий Холм, расположенное недалеко от Черных Холмов Южной Дакоты. Эта территория на протяжении сотен лет использовалась сиу и шайенами как место для визионерских путешествий.
Здесь Брук Исцеляющая Орлица прошла традиционную подготовку, заключающуюся в голодании и очищении. Ей надлежало оставаться одной на вершине холма в течение примерно четырех суток, без воды и пищи, и молиться о ниспослании посвятительного видения.
Подготовив «ложе мудреца», выкурив трубку и вознеся молитвы, женщины удалились, оставив Брук в одиночестве. Она вспоминает, что вечером, когда она спокойно лежала на этом ложе, она вдруг почувствовала, что рядом присутствует какая-то женщина с длинными черными косами, облаченная в платье из оленьей кожи. Казалось, она передавала Брук особую энергию, направляя ее в область пупка: их общение проходило не на уровне слов.
Когда по небу поплыли облака, сквозь которые забрезжил лунный свет, Брук Исцеляющая Орлица увидела «радужное сияние», исходившее от сотен бусинок, которыми было расшито платье женщины. Теперь она также различала звуки бубна, и ей почудилось, что ее окружили танцующие женщины, «духи той местности», которые образовывали в танце два переплетающихся между собой круга. Один круг состоял из семи старух - как она потом выразилась, «женщин, которые для меня очень много значат, могущественных старых женщин».
Затем хоровод исчез, и Брук снова осталась наедине с Радужной Женщиной. На сей раз, женщина сказала ей, что страна находится в опасности - необходимо обрести новое ощущение равновесия; нужно, чтобы было больше женской, питающей энергии и меньше мужской агрессивности. Она также сказала, что все обитатели североамериканского континента являются «детьми радуги», смешавшими в себе разные крови, но что старые и новые культуры могут быть приведены в равновесие.
После этого разговора Радужная Женщина собралась уходить, и теперь стало совершенно очевидно, что она была не физически осязаемым существом, но духом-наставником:
Ее ноги не двигались, но она выгнулась по всему небу радугой, в верхней точке которой была ее голова. Затем огни, которые образовывали эту радугу, начали гаснуть, подобно фейерверкам в небе. И так они постепенно затухали, начиная с ее ног, а затем она полностью исчезла.
Для Брук Исцеляющей Орлицы эта встреча явилась очень личным и глубоким переживанием, поскольку в ходе беседы она поняла коренное различие между индейской и западной культурой, а кроме того, ей было указано, в чем может заключаться ее служение людям: Индейцы - люди сердца. Когда бледнолицый человек ступил на эту землю, он принес с собой интеллект - и основанный на аналитическом, рассудочном мышлении образ жизни. Индейский же народ продолжал культивировать в себе сердце, чувства. И этим двум народам суждено сойтись вместе, чтобы строить новый век, в котором не будет преобладать ни сердце, ни разум, но оба они сойдутся в гармоническом равновесии...» (66).
